Путешествие на Север

Отпуск в этом году ассоциировался со словом «ответственность» — потому что я выступил в роли няни для своих быстро растущих племянника и племянницы. Им всего девять и семь лет, и хотя мы прекрасно ладим, я участвую в их воспитании всего пару недель в году. Усугублялась (а скорее, украшалась) ситуация тем, что мы находились на корабле, идущем из Углича в Онежское озеро.

Мой отец всю жизнь работает на флоте. Сейчас он капитан на сухогрузном корабле. Он был готов взять нас с собой на небольшой рейс. Нас ждало путешествие на север через Рыбинское водохранилище, Череповец и Шексну, сквозь гладь Белого озера с выходом на шлюзы Волго-Балтийского канала. Их многотонные ворота выпустили нас на Онежское озеро. Туда и обратно — всего за семь дней.

Для детей это было первое подобное путешествие, а для меня — редкая возможность вспомнить своё детство и все те годы, когда я был связан с флотом, знакомство с которым началось с первых лет жизни. В семейном архиве есть фотография, на которой я сижу на палубе корабля, с куском арбуза в руках, вымазанный от уха до уха его сладким соком. К сожалению, у меня отвратительная память, и картины из прошлого с трудом всплывают в сознании. Мне рассказывали, что на трёхколёсном велосипеде я учился кататься именно на железной, раскалённой солнцем палубе.

В детстве путешествия на корабле мне казались нормой. Когда корабль шел через Рыбинск, меня могли взять на борт, и мы шли в Москву или проходили ночью под разведёнными мостами Санкт-Петербурга. Отец будил меня для того, чтобы я не пропустил самые красивые виды. Стараясь быть похожим на него, я пытался отстоять вахту и идти спать, только когда рабочая смена закончится. Иногда засыпал прямо в капитанской рубке. И мои собственные корочки штурмана где-то лежат в папке с документами— так ни разу и не пригодились. Но наблюдать за племянниками и пытаться вспомнить детство — это совершенно особое упражнение. Теперь они впервые ступили на палубу корабля, и всё было новым и необычным для детских глаз.

На корабле всё очень надёжно и прочно. Почти сплошной метал. А там, где заканчивается металл, начинаются холодные глубокие воды. В детстве на корабле мне было страшно лишь в одной ситуации: Во время посадки или высадки, когда корабль был пришвартован к стенке, течение то уводило его от суши, то снова прижимало. Разрыв мог за секунды вырасти от нуля до полутора метров. Каждый раз, дожидаясь, когда корабль прижмётся и можно будет перепрыгнуть, я смотрел вниз, в черноту воды. Даже в ночном кошмаре, который я помню до сих пор, проигрывался сценарий, что я падаю в открывшуюся бездну. Выплыть времени нет, и мне приходится нырять, чтобы не раздавило. Над головой схлопывается пространство. Но корабль не собирается отходить от стенки. Дальше — темнота.

Однако переживать за двух детей — это уже совершенно иной уровень стресса. Знать ежеминутно, где находится каждый, было обязательным условием моего спокойного существования. Как же мне повезло, что племянники хорошо воспитаны и никто не пытался прыгать за борт на ходу! Периодически заглядывая за корму корабля, я был готов сигануть вслед, если вдруг случится форс-мажор. Наверное, это возрастное.)) Пустые, преувеличенные переживания и подсознательная тревожность за вполне разумных (по большей части) людей. Моя сестра уверяла, что мы в их возрасте, были куда более самостоятельные и взрослые. Но я в этом не уверен.

Мне удалось расслабиться только на обратном пути, когда я, поймав дыхание онежских ветров, слёг с температурой. Но даже лишившись беспокойного надзирателя, племянники продолжили заниматься своими делами, и путешествие для них мало изменилось.

А что насчёт развлечений? Мой отец не впервые берёт на работу домочадцев. Когда-то это были мы со старшей сестрой. В нашем распоряжении был DVD-плеер, карты, домино и книги. На одном из кораблей, на которых работал отец, в носовом баке установили стол для игры в настольный теннис. И на всех кораблях, в силу однородности среды, очень приживаются гири и боксёрские мешки.

В первой половине пути, пока корабль шёл в балласте, мы организовали гонки на роликовых коньках и велосипеде. Нужно лишь посадить детей в открытый трюм, куда обычно насыпают груз. Оттуда даже взрослый человек не выберется без помощи, а дети точно оставались в поле зрения.
Первая попытка встать на колёса показала, что остатки гравия на железе чреваты падением. Отделавшись легкими ссадинами, племянница уже через три минуты была готова вновь попробовать поехать, а речной ветер высушил ее слёзы ещё быстрее. Стало ясно, что качество гоночной трассы необходимо улучшить. Вооружившись пожарным брандспойтом нужно было сбить грязь и камни с тела корабля. Как и шестнадцать лет назад, когда я отработал навигацию матросом. Тогда это было одной из моих обязанностей, а сейчас я получал удовольствие от того, что мою палубу не в рамках корабельной рутины. Я воспринимал это, забавное в сущности, занятие как игру. Когда солнце испарило остатки воды, можно было выходить на вторую попытку заездов. Я не помню, как катался в детстве по палубе, но мне кажется, что я это делал.

Ещё пару слов о шлюзах. Они опускают и поднимают десятки кораблей в день. Это огромные речные лифты, помогающие выстроить сеть судоходства. Сооружения величественные и монументальные. В отрочестве они меня завораживали. А в юности, мне казалось, что более угнетающую процедуру сложно представить. На корабле время движется в своём темпе, а в камере шлюза оно вязкое. В те годы хотелось свободы. А сложно представить себя свободным между огромных железобетонных стен, которые с каждой секундой растут пока корабль опускается всё ниже и ниже.

Возможно, на наши с шлюзами взаимоотношения повлияло и то, что в школе я узнал какими средствами они создавались. Масштабные стройки артерий, соединяющих основные реки в единую систему, осуществлялись во многом за счёт системы трудовых лагерей. Моя детская симпатия к шлюзам улетучилась. И тогда, и сейчас — равнодушным быть не получается. Входя в шлюз, чувствуешь его долговечность и сложность и свою незначительность. А ведь любой шлюз это лишь маленький механизм в замысловатой системе судоходства.

Крайней точкой нашего путешествия оказался маяк «САМБО». Капитан задумал вылазку к нему специально для своих внуков. В сумерках мы спустили моторную лодку на воду и отправились к береговой линии. В этих широтах летом наступают белые ночи. Они помогли нам безопасно передвигаться по песчаному пляжу и болотистому лесу, пока мы не вышли к маяку.

Валуны выглядывали из воды и песка. Вокруг не было никого, лишь корабли и краны кряхтели где-то за спиной. Маяк выглядывал из-за деревьев, но оказался пуст и безжизнен. Мою попытку погрузиться в тишину и созерцание прерывали атаки северных комаров и гвалт детей. Зато в роли исследователя и охотника за сокровищами в этой местности представить себя очень просто. Спасибо племянникам. Без них я вряд ли собирал бы коряги, воображая, что они похожи на мечи рыцарей и посохи магов. Белая древесина, очищенная водой Онежского озера, солнцем и временем, светящаяся даже в сумерках, давала дополнительный сказочный эффект.

Возвращаясь к лодке мы нашли следы животного, которое вышло из воды. По пути к маяку их ещё не было. Племянники предполагали что это лисёнок, бобёр или выдра. Я соглашался, побуждая работать их воображение. В детстве я и сам очень любил выдумывать истории и верить в них самозабвенно. Уезжая с того обследованного берега на лодке, я подумал: жаль, что наш корабль уже начали наполнять грузом, сюда мы больше не вернёмся. К утру трюм будет полон. Пора идти домой.

Обратный путь, как водится, прошёл куда быстрее. Я слёг с температурой и ознобом. Выныривал из сна в аудиокнигу и проваливался обратно. Истории из сновидения и книга переплелись и перетекали друг в друга. Зыбко. Волна, поднявшаяся в озере, укачивала и убаюкивала. Пока я боролся с болезнью, племянники продолжили занимать себя привычными делами. Они продолжили играть и сидеть в капитанской рубке на вахте с дедулей. Но большую часть дня проводили в моей каюте, в соседней комнате, не для моего спокойствия, конечно, а скорей по привычке. Но всё равно мне было приятно знать, что я продолжаю исполнять свои обязанности няни, даже на больничном режиме. Разве что в телефонах дети проводили больше времени, чем нужно. Но моих сил уже не хватало, чтобы замещать им гаджеты. Жаль, что мы не дочитали «Незнайку». По пути на север мы успели узнать большую часть истории, передавая книгу из рук в руки, читая отрывками. Я старался имитировать голосом всех персонажей в силу своих актёрских способностей, и дети тоже старались.

Думаю, что они забудут эту поездку, как забыл я многие яркие моменты детства, так как нашлись другие моменты, а за ними — ещё одни. Мой мозг не сохранил для меня почти ничего из прошлого — из того возраста и того маленького Дениса. Редкие вспышки продолжат таять и дальше.

Но эту я сохранил.